мы идем грабить ювелирный. у меня все предусмотрено. перчатки, одежда удобная, рюкзак. фишка в том, чтобы успеть. мы идем на самую охрененную прогулку в нашей жизни. чак норрис как-то сказал про отжимания от пола: это не я поднимаюсь над землей. это она опускается подо мной. дружище чак знал, что говорил. хлопаю чака по плечу, чак - парень что надо. чак будет бить стекло, у чака в руке - кусок трубы. чаааак, тяну я нараспев, дружиииище чаааак! сегодня мир прогнется под нас, вот оно как. или он вытолкнет тебя в стратосферу или - словом, куда бы он тебя там не вытолкнул! с миром надо бороться. мы идем бороться с миром сегодня, а мир для нас сегодня замкнулся на этом гребаном ювелирном. свет в помещениях еще горит, витрины смотрят на нас неоновым освещением и наши лица неестесственно белеют в отражениях стекол. я вдыхаю острый, колкий воздух, который режет мне нёбо. Чак, говорю я и делаю движение головой, которое означает: "ну, давай, чувак, сделай это". чак сжимает кусок трубы, разминает плечи и бьет по витрине, и

и вот тогда-то мир и раскололся!

огромное стекло ломается, трещит по швам, конечно, у стекол нет швов, но вот у этого были - много-много швов, которые треснули все и разом - и все благодаря чаку. если бы записать на видео момент, когда такое огромное стекло трещит по швам и смотреть потом на медленной скорости, то, уверен, все швы можно будет разглядеть, но пока стекло целое, их не видно. вся фишка швов на стекле только в том, что их можно увидеть в ту секунду (в то мгновение, в тот парсек), когда стекло перестает существовать как цельный объект.
чак ликует, чак танцует сальсу.

стекло агонирует, коллапсирует - сам слышал, как переводчик во время терракта 11го сентября ляпнул такое, и мы дико ржали - здание коллапсирует! подумать только, но нет, теперь сам вижу, что тот переводчик еще как был прав, потому что стекло только что проделало то же самое, что и та башня, уже не помню, какая, ведь их было целых две.

в общем, стекло сыплет на меня частями своего некогда целого тела, как будто снег идет, или дождь, а еще вернее - падают с крыши сосульки. я вспоминаю, что еще ведь не зима, а мне сказочно повезло, я в детстве всегда ел сосульки, и мне отвешивал подзатыльники отчим, потому что говорил, что я заболею и умру, а когда умру, посинею и меня вот так и будут хоронить - синим от холода, и я ревел и убегал куда-нибудь, потому что жутко страшно видеть синих мертвецов. а чак, помнится, рассказывал, что видел одного синего, просто концентировано-синего мертвеца, которого достали из реки какой-то там осенью какого-то долбанутого года, короче, я открываю рот и ловлю снежинки и\или сосульки и\или дождь, воздух так же режет нёбо, воздух холодный, как сосулька, как моя голова, руки, и меня охватывает ужас, что я (синею)

воздух разрезает мое нёбо, воздух наполняет мой рот мокрым снегом, воздух душит меня, я захлебываюсь его соленым вкусом и на секунду вижу в стекле на асфальте свое лицо, свое лицо, лицо, которое разорвало по швам, (а ведь мне не приходило в голову, что я тоже стеклянный), я сглатываю воздух, режу себе им гортань и понимаю, что отчим кое в чем все-таки был прав.