Big Elephants Can Always Understand Small Elephants
иногда бывают такие моменты, когда хочется застрелиться, почувствовать, как пуля прошивает тебя и твое сознание насквозь, услышать этот противный звук - чмок - как поцелуй; то есть, я могу знать об этом только из кино, а лучше бы и не знать вовсе; в такие моменты я вспоминаю, всё, как было, и не знаю уж, меня тянут, тащат, волочат назад такие моменты.
я думаю о смерти потому, что смерть для того и создана, чтобы мы о ней думали.
и думали до нас. и будут думать после.
я думаю тогда, вот бы умереть и посмотреть, что будет. что они все сделают, забегают, заплачут, а вдруг - нет? Вдруг они переживут это? ну, понимаете, просто возьмут - и ничего особенного не будет, если вы понимаете, о чём я. хочу посмотреть, как рыдают те, кто меня решил вычеркнуть из своей памяти еще до того, как я вычеркну себя.
как правило, эти мысли занимают несколько секунд, я даже не домысливаю их до конца. мне становится противно. мы все думаем об этом. вот бы посмотреть, а потом отмотать.
хочешь знать, что будет с миром после твоей смерти, посмотри, что стало с ним после смерти других.
вот я и смотрю.
- спаси меня, шепчет он, губы сухие, потрескавшиеся, такие губы, как наждачная бумага, на них засохла кровь вперемешку со слезами, которые тысячу лет тому назад проделали путь от его мертвых глаз вниз, да и, скорее всего, само понятие "слезы" - не подходит, слезы - что-то, что-то другое, слезы - как в стихах, когда всё красиво.
когда человеку нужен шприц, это не слезы.
- спаси меня, - настойчиво, голос трещит, как старая запись, когда кто-то поёт очень старую, знакомую до ноты песню и как-будто что-то ломается там, в песне, но это - секунда, мгновение, дальше она звучит, как звучала. потом он качает головой и запускает руку в свои спутанные волосы, пальцы запутываются в них, и он замирает так, будто крепко над чем-то задумался.
мне бы хотелось думать, что он задумался о том, что же, чёрт побери, происходит.
но он думает совсем о другом. он спрашивает, какое сегодня число. голос ломается на каждом слове. как будто запись очень плохая. пиратская запись, словом. ощущение примерно такое же, как тогда, когда покупаешь какую-нибудь пластинку, отличную пластинку с отличной обложкой, ставишь ее в проигрыватель, а она выдает тебе такие фокусы.
ты спас себя сам, друг, однажды ты спас себя сам. а я - приходится - приходится разгребать за тебя твои сугробы, чтобы смотреть, черт возьми, что происходит с миром, когда ты спасся, а я - нет.
спаси меня.

я думаю о смерти потому, что смерть для того и создана, чтобы мы о ней думали.
и думали до нас. и будут думать после.
я думаю тогда, вот бы умереть и посмотреть, что будет. что они все сделают, забегают, заплачут, а вдруг - нет? Вдруг они переживут это? ну, понимаете, просто возьмут - и ничего особенного не будет, если вы понимаете, о чём я. хочу посмотреть, как рыдают те, кто меня решил вычеркнуть из своей памяти еще до того, как я вычеркну себя.
как правило, эти мысли занимают несколько секунд, я даже не домысливаю их до конца. мне становится противно. мы все думаем об этом. вот бы посмотреть, а потом отмотать.
хочешь знать, что будет с миром после твоей смерти, посмотри, что стало с ним после смерти других.
вот я и смотрю.
- спаси меня, шепчет он, губы сухие, потрескавшиеся, такие губы, как наждачная бумага, на них засохла кровь вперемешку со слезами, которые тысячу лет тому назад проделали путь от его мертвых глаз вниз, да и, скорее всего, само понятие "слезы" - не подходит, слезы - что-то, что-то другое, слезы - как в стихах, когда всё красиво.
когда человеку нужен шприц, это не слезы.
- спаси меня, - настойчиво, голос трещит, как старая запись, когда кто-то поёт очень старую, знакомую до ноты песню и как-будто что-то ломается там, в песне, но это - секунда, мгновение, дальше она звучит, как звучала. потом он качает головой и запускает руку в свои спутанные волосы, пальцы запутываются в них, и он замирает так, будто крепко над чем-то задумался.
мне бы хотелось думать, что он задумался о том, что же, чёрт побери, происходит.
но он думает совсем о другом. он спрашивает, какое сегодня число. голос ломается на каждом слове. как будто запись очень плохая. пиратская запись, словом. ощущение примерно такое же, как тогда, когда покупаешь какую-нибудь пластинку, отличную пластинку с отличной обложкой, ставишь ее в проигрыватель, а она выдает тебе такие фокусы.
ты спас себя сам, друг, однажды ты спас себя сам. а я - приходится - приходится разгребать за тебя твои сугробы, чтобы смотреть, черт возьми, что происходит с миром, когда ты спасся, а я - нет.

застрелиться... слишком легко, не думаешь?
вообще такие вещи... не люблю эту тему.
лучше скажи, как у тебя дела? я соскучилась.
я тоже не люблю эту тему - очень. мне кажется иногда, что ее слишком много, потому что память или как-то так, понимаешь? а мои дела сейчас более-менее. восстановились. я тоже, ксюш.
тема тяжелая. давит. я сразу вспоминаю Мураками. про зонтики и стэйт импайр билдинг. наверно. это нормальное состояние.