об этом можно написать очень нелестно характеризующее меня: я была счастлива один раз в жизни.
это значит - и объяснять, почему этой записи не было ровно год, не нужно. её и не должно быть, но она пишется кусками, пишется ненаписанным, складывается в голове, но не выплёскивается наружу
поэтому, это практически сублимация; я вытащу тебя на свет, долбаная боль в лёгких. вся моя ненависть к обстоятельствам тонет в любви,
когда не было времени, людей, мест, ситуаций, была только чистая реальность, было только желаемое "здесь и сейчас", которое, как песок сквозь пальцы - и осталось на том пляже финского залива
кричат чайки и мы идём по большим камням. это зеленогорск, я впервые вижу финский залив, вот таким, какой он - садится солнце, я в легкой куртке, мы просто идём по камням и я собираю камушки
недалеко бегает ребёнок в яркой куртке. двое женщин идут поодаль. прибой. запах, от которого кружится голова. я чувствую себя наркоманом, который не знает меры - пьянит воздух, пьянит прибой, всё вокруг.
поставить галочку.
до этого был музей ретро-машин, где я влюбляюсь. его звали опель капитан 69 года выпуска. он белоснежный. я касаюсь его рукой. вообще, это нельзя, но парень, который сидит в этом музее-гараже, не видит, а играет в телефон. может, ему вообще всё равно, что кто-то лапает эти тачки? в любом случае, я провожу рукой по этому борту шестьдесят девятого года. это потрясающе.
поставить галочку.
причал с яхтами. нас фотографируют две пожилые леди, а потом просят сфотографировать их. они на лавочке, белоснежной, как и их ветровки. улыбаются и говорят, что мы - замечательная пара.
это неправда. но я ставлю галочку - опять. ветер говорит - там море, иди туда. солнце искрится на самом дне залива, медленно бурчит катер, через стеклянную стену гостиничного комплекса за нашими спинами на причал смотрит мужчина в плавках, а потом ныряет в бассейн. пахнет свежезаваренным кофе, который пьёт старичок с газетой за столиком неподалеку.
галочка. галочка.
море галочек.
в хельсинки начинается сказочное везение, преследовавшее всю дорогу - есть можно, ни за что не заплатив, это дико и по-хулигански, ведь в группе кто-то платил за шведский стол? нас постоянно вносят в списки тех, кто должен питаться, нам перепадает два завтрака на человека вместо положенного одного, у нас везде лучшие места. Вселенная Слышит и Подмигивает. От Хельскинки все скучают, кроме меня - кого из питерцев им удивишь? Белоснежный собор протыкает синее небо, на площади перед ним какой-то артист поёт про любовь, мы теряем тромбониста и альтиста (оба - заслуженные отечественные, как шепотом сплетничает гид), а когда их находим, они оба с красными носами и подшофе, но весёлые и желающие всех обнять - финская водка, говорят они, вещь! я тоже их понимаю, мне тоже хочется кого-нибудь обнять; мы едем в город Турку, где вдоль дорог - столярные мастерские, где из дерева делают лодки.
Л. говорит - надо переехать сюда.
паром, огромный, как город. я в растерянности брожу по этажам. каждый из них - феерия, праздник. на одной из палуб очаровательный артист кружит голову слушателям и машет мне рукой, видя мою камеру. потом они играют - что-то лёгкое, зажигательное, блюзовое. мимо медленно плывут пожилые пары. на пароме очень много пожилых пар - в европе на пенсии только и делать, что путешествовать. рядом играют в автоматы, мужчины, женщины, звуки падающих монет, целый ворох денег
зона дьюти-фри сшибает наповал алкоголем, кружками с муми-троллями, косметикой и парфюмом, непонятными мягкими игрушками, книгами на всех языках, огромными пакетами чипсов
я ничего не беру, но глаза хотят всё, даже алкоголь
впрочем, он мне не помешает. глаза полны слёз; мы разделяемся и я долго путешествую по кораблю одна, ничего не видя, заблудившись. я не ставлю галочку.
забредаю на палубу, где идёт концерт. уже почти ночь, солнце давно село и моря не видно; артисты на сцене внезапно начинают петь с сильным акцентом "и слышно нам не ррррокккот космодррромаааа" и зал внезапно взрывается - тут неожиданно много русских. пары идут танцевать, я стою у столика с планшетом и добиваю последнее предложение про "подумать и взять паузу", меня пытается клеить на каком-то языке молодой человек, похожий на любого арабского шейха из всех, но тут вовремя возникает Л. и уводит меня
я ставлю, ставлю галочки
(я, конечно, не могу не испортить вечер и убираюсь в номер. у меня полка наверху. шумят моторы парома, я засыпаю медленно, теряя счёт времени, ожидая, когда же он вернется.
но он не возвращается)
в стокгольме пахнет свежей выпечкой. брусчатка скрепит под шинами велосипедов, открытые ставни окон, узкие улицы и улыбки. улыбается, кажется, совершенно всё - даже мостовая. чайки огромные, мне глупо хочется сравнить их с кошками; мы сидим на самой набережной и болтаем про молодость и лодки. мне хочется обнять тут всё на свете - я оставляю так много монет в водоёмах, что уже, кажется, пора переживать за свой кошелёк. ярко-синее небо; мечта, воздух пьянит, мы на спор воруем жвачку в каком-то супермаркете, покупаем мороженное, ездим на метро в поисках волшебных станций (там нет вай-фай, оу вэй), я пишу смс артуру, у которого день рождения "Я сижу на гатанштрассе и пишу вам, что вы - человек года в моем личном рейтинге"; мы заблудились, но за пять минут до отправления автобуса внезапно находим "своих", столкнувшись в лавке сувениров. дико радуемся друг другу и бежим к нашему автобусу - российские номера, боже, я никогда им так не радовалась (и не огорчалась, наверно, где-то совсем глубоко в душе); Л. покупает мне серьги с голубыми камнями, я покупаю чашку с рисунком и надписью "стокгольм" для мамы.
продавец говорит что-то вроде "юа соу найс", соу свити
в гостинице у кровати лежит библия.
галочка.
Норвегия бьёт по сердцу, практически насквозь, так, что воздух теперь со свистом - я слышу этот свист и сейчас. музей тура хейердала и еще одна пометка - я не хочу оттуда уходить, акула под плотом добивает меня окончательно. мне пять лет, я часто ловлю себя на мысли "что, в самом деле?"
и не могу поверить.
мы теряем двух старушек из группы и попадаем в парк, где студенты жарят сосиски, сидят прямо на газоне, а людей так много, но так приятно и семейно, что почти не верится. на ступеньках играет оркестр в розовых майках - это пенсионеры, которые не любят скучать, они записываются в разные кружки (например, оркестровые), а потом играют где-нибудь просто так. им аплодируют решительно все, и старички, жутко довольные, собирают свои инструменты; садится солнце, сладко пахнет розами и жареным мясом, на меня накатывает волна и я беседую с водителем (кажется, сергей) о чём-то, хотя, на самом деле, говорит в основном он - о том, как раньше водил бензовоз, а я саркастично думаю, что, в общем-то, это заметно;
мы выбираем себе дом, когда проезжаем мимо коттеджей. во всех домах открыты окна, нет штор и видно по кусочку чужой жизни. мама готовит ужин на кухне, работает телевизор, а за столом две мальчиков - нет, это не реклама, это жизнь; осознание этого факта даётся со скрежетом (так бывает только в кинооо - ноет мозг);
выбран бревенчатый дом у залива, где очередной причал для сотни яхт.
автобус медленно погружается в ночь, ища нашу гостиницу; но этих сетевых гостиниц так много, что мы уже уезжаем из третьей, а нашу всё никак не найти, большинство пассажиров видит сны, но мы следим за происходящим, жуя чипсы - у нас места прямо на втором этаже У Самого Окна - перед нами огромный телевизор событий (и это, кстати, очередное везение за просто так); мы колесим около часа по пустому Осло (десять вечера, вы шутите?), пока не встречаем другой автобус. Другой автобус едет в депо, но говорит нам - чуваки, я вас провожу, езжайте за мной. Вот так вот запросто он едет впереди и мигает поворотниками, это путешествие занимает около двадцати минут и мы - на месте. Автобус (то есть, водитель этого автобуса) провожает наших водителей и гида в гостиницу, дожидается подтверждения, что всё окэй и уезжает в ночь с приятной улыбкой на лице, а вслед ему орут "сээээкн ююююууу" наши проснувшиеся соотечественники, тронутые таким европейским гостеприимством.
Ночью мы сбегаем из номера; Осло спит глубоким сном, это самая его окраина. мы идем мимо какой-то средней школы, перелезаем через забор, спускаемся вниз по склону по пояс в траве, жутко громко хохоча и чуть не поскальзываясь, что чревато переломом ноги - что ты будешь делать ночью на окраине Осло с переломом? - спускаемся к станции метро на поверхности и долго изучаем неведомый автомат, который выдает карточки на поездки. В какой-то момент перед глазами всё плывёт и я думаю, что не спала двое суток - и мы идём обратно. Кажется, что даже разговаривая в голос на тихих улицах, можно кого-то разбудить. Кто-то смотрит телевизор и едва слышный голос диктора рассказывает какие-то норвежские новости
Галочка.
фьорды возникают внезапно и захватывают собой всё, что можно; я вижу троллей за каждым кустом, хюльдра танцует в искрах водопадов и пропадает, а японские туристы так восторженно вопят, что прямо как в кино (а они на самом деле такие!); маленький экскурсионный поезд несёт нас дальше, по горам и лесам, стук колёс отстукивает минуты, когда всё это кончится, но кто об этом думает в тот момент? Все таращатся из окна с глупыми лицами, поражённые тем, как солнце отбрасывает тень на горы. Толстяк рядом спрашивает у Л., почему мы выбрали именно Никон. Он больше любит кэноны - и тут же демонстрирует нам свой д60. катер, в который мы загружаемся немного позже, скачет по волнам и я дико мёрзну, так сильно, как, пожалуй, ни разу за всю поездку (и, конечно, я забыла куртку в автобусе); как обычно - у нас лучшие места у самого носа, но это чревато брызгами, которые норовят окатить (так и случается, когда катер особенно близко приближается к одному из фьордов);
вода как зеркало. я вижу всполохи; набегают тучи и прячут солнце. когда оно выглядывает, вода начинает опять искриться, это, пожалуй, самое красивое, что я когда-либо попыталась осознать.
мы возвращаемся назад. я достаю плейер. Рядом через проход места достались молодой паре (дурочка-девочка и ее муж-начинающий-фотограф). С ним мы болтаем до того момента, пока не приходит она, прекращая любой разговор; потом приходит недовольный Л. и делает мне какое-то дурацкое замечание. почти-с-чего-бы-ревность, мы принимаем общие правила игр, где все считают, что у нас медовый месяц тоже
до поры до времени это успокаивает нервы, пока не приходит очередная дурная смс из россии
я не ставлю галочки.
когда финская дорога становится питерской, сердце не разбивается, как ожидалось. я чувствую тяжесть, начинающийся дождь; автобус молчит, погруженный в свои мысли (успеть бы на метро!)
я читаю шведскую газету, не понимая ни слова.
потом я просто перестаю видеть слова вообще. дождь стучит в окна и уже ничего не видно.
примерно так всё и вывалилось, бессвязно, но мне стало слегка легче.